Невыученные уроки «Оранжевой революции»

Долгое время пытался сформулировать свое отношение к украинской политике и ситуации в целом последних пяти лет как-то более содержательно, нежели «все они там п…дорасы». Благо, все эти годы хватало понимания, что нельзя все сводить к дуалистическому противопоставлению парадигм «сильной и эффективной» власти у бывшего «старшего брата» и «слабой и разрозненной» власти у нас, как будто есть лишь черное и белое, да или нет.

В последнее время, когда мне задают вопрос относительно моего отношения к последним украино-российским решениям по Севастополю, предпочитаю один ответ: я не имею никакого мнения на этот счет. В действительности, это не так, просто такой понятной черно-белой конкретики, которая свойственна для борцов политических фронтов, особенно в периоды предвыборного боксирования, в моей голове нет.

Однако, вероятно, наиболее близким по духу и содержанию к моим собственным воззрениям на вопросы украинской государственности и украинской политики является анализ, изложенный Владимиром Пастуховым в статье Невыученные уроки «Оранжевой революции».

Невыученные уроки «Оранжевой революции»

Когда эта статья была наполовину написана, случилось два события. Во вторник утром на радость зрителям с дымом и яйцами Верховная Рада ратифицировала соглашение о Черноморском флоте, а вечером того же дня в Лондонском национальном театре показывали «Белую гвардию». Почему-то именно карнавальный характер «украинизации» стал чуть ли не главным лейтмотивом спектакля. Актеры  явно симпатизировали офицерам «Russian Imperial Army». Превращенная в абсолютный фарс сцена, в которой Шервинский объясняется с Гетманом «на мовi», перекликалась в памяти с  телевизионной картинкой утреннего голосования.  

На этом фоне обещание срочно прибывшего в Киев российского премьер-министра не допустить «украинизации» российской политики казалось столь убедительным, что впору было отказываться от уже почти готового текста. Но, вдоволь посмеявшись, я понял, что остаюсь при своих убеждениях – то, что происходит в политической жизни Украины, не так смешно, как это видится из России. И далеко не так однозначно…   

Ирония по поводу украинской политики давно стала общим местом в Москве. «Ну, вы же не хотите, чтобы было как в Украине», - обычно многозначительно говорит оратор. «Да что вы, не дай Бог», - понимающе кивает зал. Украинская политика - это повод для шутки, намек на то, что бывает и хуже. Об украинском политическом стиле в Москве можно высказываться только несколько свысока, по-отечески пренебрежительно, и только с облегчением: ну, мы до этого, надеюсь, не доживем. 

Как часто случается в жизни, общее место оказывается пустым местом. То, что принято за аксиому, является, как минимум, теоремой, которая нуждается в доказательствах. Непонятое выставляется на посмешище, непознанное подвергается остракизму. За это ничем неоправданное высокомерие Россия однажды может заплатить высокую цену. Вдруг выяснится, что она долго смеялась над собой. Феномен современной украинской политики заслуживает того, чтобы о нем говорили всерьез. 

Нам надо извлечь из украинского политического опыта, как минимум, два урока: один – в отношении Украины, другой – в отношении России. 

1. Урок первый: зона «сеймической опасности». 

На первый взгляд, политическое будущее Украины кажется беспросветным. Не исключено, что так оно и есть. Но все-таки было бы грубой ошибкой впадать в этом вопросе в абсолютный пессимизм. 

Не существует раз и навсегда данных оптимальных форм политического устройства. Внешняя слабость украинской государственности не исключает ее внутренней стабильности. На мой взгляд, политический строй современной Украины вполне адекватен переживаемому этой страной историческому этапу поиска собственной национальной идентичности. Ее государственность более устойчива, чем это представляется многим наблюдателям. В связи с этим слухи о скором распаде Украины я бы назвал несколько преувеличенными. 

Украина сегодня находится в зоне «сеймической» опасности. Она имеет все шансы стать в  течение ближайших десятилетий страной непрекращающейся правительственной чехарды, междоусобных парламентских и внепарламентских войн, постоянного соединения и разъединения партий, гротескных политических союзов и театрально злодейских политических предательств. Не раз в связи с этим, к месту и не к месту, будет помянут и старый польский сейм, и шляхетская заносчивость, и малороссийское упрямство, придающие такой неподражаемый колорит украинской политической жизни. 

Хорошего в этом, конечно, мало. Политическая нестабильность, да еще в условиях перманентного экономического кризиса, - штука нежелательная, быстрому экономическому росту способствовать будет вряд ли, и «украинского чуда» мировая экономика, по всей видимости, скоро не увидит. Но, по правде говоря, и при полной политической стабильности оно Украине не особенно светит. Тут одной стабильностью не обойдешься. 

Однако не все то, что плохо, является смертельным. Да, политическая неразбериха, баррикады в парламенте и даже депутатский мордобой со спецтехникой не украшают политический ландшафт. Но от этого не умирают. Эта болезнь излечима, и ставить на этом основании крест на украинской политической системе, а тем более - на будущем Украины преждевременно.

В мире есть десятки вполне благополучных стран, для которых хроническая правительственная недостаточность, парламентский склероз и партийное недержание либо в прошлом (Италия), либо в настоящем (Бельгия), либо в будущем (не исключено - Великобритания) являются нормальным явлением. Причем в некоторых из них такие состояния длились десятилетиями. Это, тем не менее, не привело ни к их распаду, ни к коллапсу их экономик, хотя и затрудняло развитие (впрочем, и тут непонятно, что было причиной, а что - следствием). И, напротив, есть много стран, демонстрирующих, можно сказать, абсолютную политическую стабильность (Северная Корея), которая, однако, не особенно им помогает. 

Откровенно говоря, политическая стабильность в современной Украине выглядела бы противоестественно. Страна буквально  наощупь формирует приемлемый для нее политический курс, отвечающий пока смутно осознаваемым ею национальным интересам. Мне кажется, что украинское общество инстинктивно жмется к середине, стремясь избегать крайностей и блокируя самые радикальные популистские течения. Внешняя расхлябанность украинской политической жизни помогает успешнее решать эту задачу. 

Янукович на самом деле реализует не русскую, а украинскую национальную программу. Если он и выглядит сегодня излишне «прорусским», то лишь потому, что сменил на посту Президента Ющенко, который на самом деле давно оторвался от реальной почвы национальных интересов Украины, реализуя свою личную политическую программу, отражающую взгляды лишь определенной части украинской интеллигенции. Так любой, кто сменит в свое время Саакашвили, будет казаться пророссийским политиком, хотя это практически невозможно в современной Грузии. 

В интересах Украины - сбалансированная, многовекторная политика, ориентированная как на Восток, так и на Запад. При других условиях ни экономически, ни политически Украина не сможет состояться как самодостаточное государство. Поскольку при Ющенко был сделан опасный крен в одну стороны, Янукович на первый порах его выправляет, выравнивая курс. Можно практически не сомневаться, что как только он стабилизирует восточное направление своей политики, его внимание переключится на Запад, и он с не меньшим рвением, чем его предшественники, будет добиваться интеграции Украины в европейское пространство.

Даже в пресловутом вопросе о Черноморском флоте в Крыму Янукович реально действует в национальных интересах Украины, чего, кстати, нельзя с такой же уверенностью сказать о России, которая действует более под воздействием идеологических, а не прагматических соображений. Черноморский флот никоим образом не угрожает национальной безопасности Украины и, как выяснилось, даже не препятствует ее интеграции в ЕС и НАТО. И даже если говорить о «национальной гордости малороссов», то наличие базы Черноморского флота в Крыму ущемляют ее не более, чем наличие американских баз в Европе, например, в Италии. Зато это помогает Украине решить целый комплекс насущных проблем, причем не только экономических, но и социально-политических, стабилизируя, например, ситуацию в Крыму.

России же военная база в Севастополе практически не нужна. С сугубо военной точки зрения ей выгоднее развивать собственную морскую базу в Новороссийске. Я думаю, что нет никаких оснований не доверять Путину, сказавшему, что в цену соглашения можно было бы уложить строительство нескольких таких баз. Но Россия пока действует  в духе политики «символов» и политики «исторической памяти». Этой политике можно было найти более дешевую альтернативу, вкладывая, например, те же деньги в экономическое и культурное освоение Крыма, а не в военную базу на его территории. 

В рамках такой же эмоциональной политики «символов» действуют и внутренние оппоненты Януковича по вопросу о базировании Черноморского флота. Их протест не основан на рациональных аргументах, а целиком  и полностью мотивирован оскорбленным «национальным чувством». Здесь интересно заметить, что в свое время получивший свою независимость Сингапур активно боролся за то, чтобы военная база Великобритании как можно дольше оставалась на его территории, поскольку это помогало решать огромное количество социальных, экономических и внешнеполитических задач. Тем не менее, Британия, руководствуясь экономическими соображениями, ограничила срок пребывания своего флота на территории независимого государства одним десятилетием, предоставив Сингапурскому правительству возможность самостоятельно решать свои экономические проблемы. 

Это не значит, что соглашение по флоту является ошибкой. У него есть не только политическое или экономическое, но и геополитическое измерение, и, возможно, в этом измерении оно имеет для России определенный смысл. Но совершенно очевидно, что на сегодняшний день это соглашение более соответствует национальным интересам Украины, и, подписывая его, Янукович ни в коей мере не отклонился от генеральной линии на укрепление украинской государственности. 

Если же Янукович «зависнет» на восточном направлении, то именно «слабость» правительства позволит оппозиции подкорректировать его политику в сторону нейтрального политического курса. Впрочем, и оппоненты Януковича будут обременены теми же ограничениями. Таким образом, политический уклад Украины способствует, как ни странно, выработке сбалансированного политического курса, не позволяя Украине опасно отклоняться как в сторону России, так и в сторону Запада. И в этой возможности коррекций обнаруживается сильная сторона слабой власти. Какие бы ни случались в Украине политические «завихрения», они поддаются «лечению» в режиме «on-line», не превращаясь в хроническую болезнь. Хронической является только слабость самой власти. 

Россия из года в год допускает одну и ту же ошибку – смотрит на политическую жизнь Украины сквозь призму русского опыта. Но Украина живет своей логикой. Это логика развертывания вширь и вглубь национальной революции. Россия не сможет стабилизировать отношения с Украиной, пока не признает эту украинскую национальную революцию как главный фактор, формирующий ауру политической жизни в Украине. 

Мы концентрируем внимание на второстепенных деталях: вмешательстве Запада (да, имеет место); авантюризме лидеров украинского «оранжизма» (кто бы сомневался); попеременно сменяющем друг друга доминировании то западноукраинской, то донецко-днепропетровской элит (и это будет долго продолжаться). Но мы забываем о главном - все это происходит на фоне широкого национального движения, в рамках которого украинский народ мучительно формирует свою новую идентичность. И именно это движение сглаживает все углы, интегрирует в единое целое то, что, казалось бы, не может существовать под одной государственной крышей, заставляет разнонаправленные силы двигаться, в конечном счете, в одну сторону. 

Так же, как украинцы должны научиться самоопределяться не от противного (от России), а от самих себя, так и русские должны привыкнуть к тому, что политическая жизнь в Украине есть нечто большее, чем механическая борьба прорусских и антирусских сил. 

Есть нечто, что находится вне украинской политики, но задает ее общие параметры, направление, рамки, что обеспечивает, в конечном счете, ее внутреннее единство, ее органичность. Если не принимать это «нечто» во внимание, то все прогнозы в отношении Украины превратятся в цепь ошибок и заблуждений. Может быть, Украине потому и не нужно сегодня «сильное государство», что у нее есть нечто большее, чего нет в России, – та самая национальная идея, которая способна обеспечивать единство общества неполитическими средствами. 

Если мы хотим ориентироваться в украинской политике, если мы хотим правильно строить прогноз, мы должны изменить свое отношение к украинской «оранжевой революции». Сегодня оно в Москве донельзя примитивно, и формируется под воздействием взглядов таких «теоретиков украинизма», как Константин Затулин и ему подобных. И тот факт, что пострадавший от этой революции Янукович  будет готов разделить эти взгляды с Затулиным, не может быть аргументом. Помимо своей воли сегодняшний Янукович является в большей степени порождением «оранжевой революции», чем ее жертвой. Янукович образца 2004 года и Янукович образца 2010 года – это два разных политика. 

Современное украинское общество в целом создано, вернее – перевоссоздано «оранжевой революцией». Как и любая революция, она выглядит следствием совпадения случайных событий, каждое из которых в отдельности можно было бы легко предотвратить. Разве уже так сильно отличается взгляд Солженицина на природу Октябрьской революции от бытующих в Москве представлений об «оранжевой революции»?! Если бы Кучма был чуть умнее, а американский посол, напротив, чуть глупее, а спецслужбы более эффективны, а политтехнологи менее амбициозны, то, может, ничего бы и не произошло. Однако через случайности история прокладывает себе дорогу. 

России рано или поздно придется сделать болезненный шаг и признать историческую значимость «оранжевой революции», хотя бы для того, чтобы восстановить адекватность своего восприятия украинской политики. Эта революция была не только ответом на чьи-то происки и ошибки, но и отразила искания украинским народом своей новой исторической и культурной идентичности, стала важным этапом в становлении его государственности. Причем, когда я говорю об украинском народе, я имею в виду и этнических русских, проживающих в Украине, и всю огромную массу ее «русскоговорящего» населения. 

Но дело не только в этом. Проблема еще глубже. Непонимание природы «оранжевой революции» имело долгосрочные последствия не только для внешней политики России, но и для ее внутренней политики. И этот невыученный урок украинской революции может оказаться самым главным. 

2. Урок второй: «отраженная» революция. 

Шестой год призрак бродит по России, призрак украинского «майдана». Он пугает властные элиты, заставляет принимать крутые меры, оправдывает политические жертвы. Украинская революция аукнулась в России «бархатной контрреволюцией». 

Подавляющая часть трезво мыслящих политиков и экспертов, за исключением радикальных либералов, была все эти годы убеждена, что «оранжевая революция» в России невозможна. Однако этот анализ несколько статичен, он берет за основу ситуацию в России такой, какой она сложилась на сегодняшний день, а не такой, какой она может быть в принципе завтра или послезавтра. 

Целиком влияние «оранжевой революции» на политическую жизнь в России так до сих пор и не осознано, как целиком не понята природа самой «оранжевой революции». Возможно, однако, что она была одним из ключевых факторов (наряду с сепаратизмом и терроризмом), обусловивших надлом внутренней политики Владимира Путина, прочертившей такую резкую границу между первым и вторым сроком его президентства. 

Кремль с самого начала находился под гипнотическим влиянием доктрины «империалистического заговора» даже не столько против самой Украины, сколько против России «в лице Украины». Поэтому внутренние причины и глубинные предпосылки «оранжевой революции» практически не принимались в расчет. Напротив, внешним причинам и сопутствующим факторам, которые также имели место, уделялось чрезмерное внимание. 

Украинская революция была воспринята исключительно как заговор  внешних врагов, опирающийся на поддержку «пятой либеральной колонны» внутри общества и власти. Спроецировав «майдан» на «красную площадь», Москва, начиная с 2004 года, стала активно устранять из политической жизни России все, что прямо или косвенно могло бы привести к повторению здесь «украинского сценария». Это была сознательная политика, но еще в большей степени - инстинктивное движение души. 

Была проведена (не только по этим причинам, но в том числе и по этим) тщательная ревизия политических институтов, общая направленность которой сводилось к снижению уровня политической конкуренции. Были в значительной степени снижены возможности финансового и организационного влияния извне на деятельность общественных объединений, а заодно окончательно подорвана и так не очень основательная база для деятельности этих объединений. Была создана икебана  из искусственных политических цветов, вроде движений «Наши», «Местные» и прочие, которая должна была разнообразить ставший более унылым политических пейзаж.  Но чем более последовательно внедряются в жизнь эти меры, тем больше сомнений возникает в их эффективности. 

Главная ошибка Кремля заключается в том, что он рассматривает революцию вообще и «оранжевую» в частности, как продукт рациональных усилий определенных общественных групп, направленных на дестабилизацию существующего политического режима.  В действительности весь исторический опыт (по крайней мере, если верить такому «практику», как В.И.Ленин) учит тому, что сознательные усилия играют в рождении революций минимальную роль. Революцию нельзя сделать; к ней можно только быть готовым (что тоже важно), но ее нельзя организовать. 

Революция есть явление иррациональное по своей природе и, соответственно, появляется вне всяких планов и прогнозов, как со стороны тех, кто ее ждет, так и со стороны тех, кто ее хочет предотвратить. Революция есть ответ истории на иррациональность существующего социального и политического уклада. И, если что и готовит революцию, то это накопление в общественной жизни неразрешимых - и поэтому неразрешаемых -  противоречий, которые заводят общество в конечном счете в тупик. Революция и становится выходом из такого тупика. Это - лекарство, которое история применяет по принципу: «лечи подобное подобным». Революция иррациональным путем разрешает иррациональные же противоречия старого строя, чтобы расчистить дорогу для новой более или менее рациональной эпохи. 

Действительные корни украинской революции надо искать не в потайных комнатах американского посольства в Липках, а в кабинетах Президентской администрации Кучмы на Печерских холмах, которая к 2004 году окончательно запуталась в политических интригах, впала в ступорозное состояние, потеряв всякую волю к политическому руководству украинским обществом. Общество нуждалось в переменах, которые некому было предложить. 

Символом иррациональности власти в этот момент стало расследование дела об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе. И дело не в самом убийстве; политические и заказные убийства - такая же реальность современного мира, как и все остальное (достаточно вспомнить так и не раскрытое убийство Кеннеди). Дело было в бессмысленности этого преступления и необъяснимом цинизме, который при этом проявляли власти, спуская дело на тормозах, препятствуя признанию очевидных фактов. Когда к делу Гонгадзе добавились кассеты майора Мельниченко (мнимые или реальные – не имеет значения), якобы зафиксировавшие разговоры Президента с ближайшим окружением, власть была обречена. Это был лишь вопрос времени. 

Поразительным образом ничто так не повысило революционную опасность в России за последние годы, как предпринятые после 2004 года Москвой «антиреволюционные меры». В результате этих «антикризисных мер» произошла своеобразная закупорка политических сосудов. Политическая система стала закрытой, замкнутой только на себя. Как результат, в ней началось быстрое накопление «шлаков», которым некуда было деться, и поэтому они оставались внутри системы в виде тех самых неразрешимых противоречий, которые и являются «накопительном фондом» для любой революции. 

Чем больше накапливалось «шлаков», тем иррациональнее становилась российская политическая жизнь, пока не стала, наконец, напоминать «повседневную жизнь Киева» в эпоху позднего Кучмы. То есть, убегая от Украины революционной, Россия стала напоминать Украину дореволюционную. 

Символом растущей иррациональности русской власти, как и в случае с Украиной образца 2004 года, стало ничем непримечательное на первый взгляд убийство в тюрьме юриста Сергея Магнитского.  Значение дела Сергея Магнитского не в исключительности самого убийства (в российских тюрьмах ежегодно умирает несколько тысяч заключенных, из них около четверти - до суда), а в бессмысленности, даже абсурдности действий властей, пытающихся спустить на тормозах расследование. Дело Магнитского – это русская версия дела Гонгадзе. Также как и в деле Гонгадзе, обстоятельства, всплывающие в связи с расследованием самого преступления, дискредитируют власть больше, чем само преступление. 

Возникает любопытная ситуация. Оранжевая революция, как это ни парадоксально, свою историческую миссию выполнила, – разрубив «гордиев узел» противоречий старого режима, перевела политические отношения в достаточно рациональную плоскость. Конечно, наблюдать за этими «рациональными» отношениями без слез трудно. Но это вопрос не столько политики, сколько культуры. В любом случае конфликты сейчас разрешаются в открытой, пусть и не всегда приличной форме. 

В России, напротив, борьба с возможностью революции зашла так далеко, что поначалу невозможное начинает казаться реальным. Закупорив все щели, через которые в политику могла просочиться конкуренция и «внешнее влияние», Москва превратилась в заложника своей предусмотрительности. Ее закрытая, плохо управляемая политическая система перестала адекватно реагировать на вызовы времени. Политическая жизнь в современной России сегодня иррациональна, а это первый признак надвигающейся революции. 

По поводу цвета этой революции можно поспорить. Вряд ли она будет раскрашена в такие же праздничные цвета, как в Киеве. Но это делает положение еще более удручающим.  

3. Подведение итогов. 

Если кратко суммировать, какие полезные уроки могла бы  сделать Россия, анализируя причины и следствия «оранжевой революции», то можно остановиться на трех достаточно простых  выводах: 

1. Слабая власть при наличии национальной идеи лучше, чем сильная власть при ее отсутствии. 

Если интеграция общества обеспечена неполитическими средствами, то есть существует нечто (идея или рынок, а лучше и то, и другое), что формирует национальное движение, то и при слабом правительстве такое общество может быть вполне жизнеспособно и стабильно. 

2. Нестабильная политическая система имеет свои преимущества и зачастую создает  полезную конкурентную политическую среду. 

Слабое правительство иногда дает возможность формирующемуся обществу менее болезненно совершать судьбоносные повороты в своей истории, позволяя избегать крайностей радикализма, обеспечивать выплеск избыточной политической энергии и не допускать застоя. 

3.    Слишком активная защита от революции, как правило, приводит к обратному результату. 

Чем более закрытым становится общество, тем больше риск возникновения в нем «революционной ситуации» вследствие накопления не решаемых властью проблем и блокирования каналов для утилизации социальной энергии масс. 

4. Лучший способ предотвратить «революцию снизу» - вовремя провести «революцию сверху». 

Если в обществе начали накапливаться неразрешимые противоречия, они рано или поздно все равно приведут к революции, которая станет ответом на иррациональность политики правящих элит, какие бы защитные меры не предпринимались. Единственный способ для элит предупредить революцию – произвести назревшие перемены самим без участия масс.

  Владимир Пастухов, ПОЛИТ.РУ